Зулейхе снова вспомнились те вечерние часы день назад, когда солнце на горизонте становится большим и красным, семья, с которой они сидели в кофейне на пристани в Айвалыке, полувлюбленную-полуобиженную на Юсуфа пухленькую девушку. Если бы сейчас та девушка оказалась на ее месте, то она, конечно бы, прислонила голову к плечу Юсуфа, попыталась обвить короткими ручками его крепкое молодое тело, прижалась щекой к его щеке и ела бы виноград из его рук. И конечно, поступила бы правильно.

Глава семнадцатая

Не спеша поев за выставленным на улицу столиком в небольшой забегаловке, бывшей чем-то средним между столовой и трактиром, они спустились к пристани. Там их уже ожидала лодка с «Ташуджу».

Когда Юсуф, стоя одной ногой на пристани, а другой в лодке, протягивая руку Зулейхе, вдруг, будто это только что пришло ему в голову, сказал:

— Я хотел вам предложить… Если вы против, будем считать, что я ничего не говорил. Муниципалитет тут построил небольшой парк. В одной части вот уже неделю показывают кино… Пока еще рано… Мы ведь ни разу не видели городка ночью… Если хотите, заглянем туда на несколько минут… Посмотрим, что там такое.

Зулейха без колебаний согласилась:

— Какая прекрасная мысль, конечно, пойдемте.

Юсуф на секунду замер, когда увидел, как с детской покладистостью и даже радостью Зулейха согласилась на его предложение.

— Но, конечно, если вы устали, возвратимся на пароход… — сказал он. — Вам решать.

Зулейха рассмеялась:

— Мы разве с вами не договорились, что вся усталость и недомогания останутся на пляже?

Юсуф отметил два важных момента в поведении и словах Зулейхи.

Прежняя Зулейха никогда так быстро и легко не соглашалась с тем, что он предлагал. Но всегда с легкой гримасой недовольства упорствовала в самых маловажных вопросах.

Кроме того, он в первый раз слышал, чтобы она придала значение его словам, запомнила их и потом повторила.

И наконец, он заметил, что, когда они возвращались по той же улице, по которой спускались несколько минут назад, Зулейха шла рядом вприпрыжку, словно школьница, и иногда перескакивала через поврежденные булыжники в мостовой, чтобы подстроиться под него и идти с ним в ногу.

Все эти чуть заметные изменения в поведении Зулейхи были так для нее новы, что не поддавались описанию.

Во всех поселках и городках, где во время своего плавания по Мраморному и Эгейскому морям останавливался «Ташуджу», Юсуф очень интересовался работой муниципальных властей, искал любой предлог, чтобы осмотреть все новые постройки, улицы, рынки и скотобойни и тащил с собой Зулейху.

Он думал, что мог скрыть от жены заинтересованность, которая раньше так ее раздражала и была одной из причин их непримиримых разногласий.

Когда вдалеке показался светившийся огнями парк, Зулейха решила слегка уколоть мужа:

— В вас проснулся былой дух работника муниципалитета.

— Это еще почему?

— Разве мы не поэтому идем прогуляться по парку?

— Будьте уверены, не поэтому… Если хотите, можем вернуться.

Он мучился от того, что она угадала его истинные намерения, и на полном серьезе собрался повернуть назад, Зулейха же отрывисто рассмеялась:

— Да хватит вам ребячиться, что в этом плохого?

Юсуф тоже рассмеялся:

— Да плохого-то ничего… Все очень просто… Но вы, правда, все не так поняли… Будьте уверены.

Юсуфу никогда не удавалось скрыть ложь, а потому, когда он произносил последние слова, голос его странно дрогнул, что только рассмешило Зулейху еще больше.

— Вы тоже будьте уверены, что я не ошиблась, — сказала она. — Но почему же мне должно казаться странным такое желание? Я сама разве не культурный человек? Мне тоже, конечно же, интересно, как тут стараются облагородить свой городок.

На этот раз не поверил Юсуф. У него на то были все основания. Он не мог понять по словам жены, шутит она или делает это ради собственного интереса и удовольствия, а потому только рассмеялся.

Какое-то время они шли, перешучиваясь и подтрунивая друг над другом, словно два товарища, а потом Зулейха погрузилась в свои мысли.

Как приятно они могли бы говорить на темы, которые всегда, пока они были мужем и женой, грозили размолвкой, если бы все их разговоры проходили в форме мягкой дружеской беседы.

Юсуф, испугавшись, как бы жена не нашла все усовершенствования в саду чрезмерно примитивными и демократичными, сразу же предложил уйти и сказал:

— Как видно, напрасно они старались. И хотели что-то сделать, да не особо им это удалось. — Но в этом критическом замечании чувствовалось скрытое соперничество.

Зулейхе будто захотелось продолжить недавно начатый спор, и она спросила:

— Ну почему же? Мне, наоборот, показалось, что сделано все с душой, так все мило. И раз уж мы сюда пришли, нужно обязательно хоть краем глаза взглянуть на их кинотеатр.

Зулейха так говорила не только, чтобы удивить и порадовать Юсуфа. Ей действительно очень приглянулись развешанные на деревьях лампочки, бензиновый двигатель, что стоял чуть поодаль, мужчины, распивавшие кофе и газировку и курившие наргиле на краю крошечного бассейна, группы женщин в чаршафах, которые, будто испугавшись лунного света, отошли в сторонку, под кроны деревьев. Ей было приятно прогуливаться среди этих людей и представлять себе, что она присоединяется к нарисованным людям с огромной картины, на которой изображен сад. Зайдя за перегородку, сделанную из скрепленных деревянных досок на железном каркасе, они вошли в ту часть парка, где располагался кинотеатр. Зулейха, не обращая внимания на то, что муж хотел сесть чуть поодаль и тем самым отделиться от основной части народа, направилась в самый центр многолюдной толпы. Радостно усевшись на один из двух свободных стульев, которые она там обнаружила, второй она притянула к себе, чтобы сохранить его для Юсуфа, и помахала ему рукой, чтобы он скорее шел.

Зулейха с давних пор смотрела как на худшее прегрешение против хорошего тона есть во время представления в театре или в кино и считала это самым постыдным нарушением этикета жителями Анатолии. А тут вдруг подозвала официанта, который расхаживал между рядов стульев, бряцая щипцами для сахара, и заказала себе газировку, а Юсуфу — кофе.

Когда Зулейха это делала, в ней вновь проснулось то странное ощущение, которое появилось у нее несколькими часами ранее, когда она высунулась из дверей машины на песчаном пляже. Она будто видела, как исключительная красота, которую человек может пережить в своей жизни не более одного раза — в виде сияния, подобного тому, что исходит от металлической статуи — заставила светиться ее глаза, широкую улыбку и все черты лица.

Фильм оказался не только немым, но и без музыкального сопровождения… Тишину нарушали лишь изредка раздававшиеся голоса зрителей, которые делали свои замечания, да плач маленького ребенка, который хныкал на руках у матери.

Слабый фильмопроектор проигрывал в сражении с сиявшей вовсю луной: разглядеть хоть что-то можно было лишь в той части белого экрана, куда падала тень от большого дерева.

Юсуф удивлялся, как у них не хватило соображения соорудить тент для защиты от лунного света. Зулейха звонко рассмеялась на это критическое замечание.

Впереди них, положив шерстяной пиджак на стул рядом с собой, а на плечи набросив большой платок, сидел толстый мужчина средних лет. Он понял, что они были гостями, впервые прибывшими в их городок, и с непринужденностью, свойственной жителям Анатолии, по-хозяйски любезно обратился к Юсуфу:

— Если ханым не по нутру мой кальян, то я тотчас пройду вперед…

Временами фильм то прерывался, то отдельные его кадры принимали вид неясной тени из-за того, что пленка потерлась от старости. В такие моменты этот человек поворачивался к ним и шутил: