— А что в этом такого?

— Ничего… Просто, чтобы вам не пожалеть потом… Особенно, потому что вы к таким церемониям не привыкли.

— Мне нужно увидеть покойного. Вы сказали «когда мы приехали сюда, нам уже нечего было делать в больнице». Он скончался, пока вы ехали?

Чуть поколебавшись, Юсуф признался:

— Нет… Еще раньше… На пароходе… Чуть после полуночи…

— Малыш Халиль меня обманул…

— Он не обманывал. Он и сам не знал. Ни один человек на борту об этом не знал… Кроме капитана, конечно…

— Почему?

— Недобрый это знак для моряков… Доктор умер у меня на руках. Отошел очень легко и тихо… К чему было панику поднимать. Я сказал, что он заснул, и отправил ребят спать. Просидел с ним до рассвета. Потом завернул беднягу в пальто и на руках спустил в лодку. Гребцы заметили, что он мертв, только когда мы уже сходили на берег…

Провести всю ночь наедине с покойным, дождаться утра, а потом, как больного ребенка, завернув в пальто, везти на руках!

Нельзя было не восхищаться тем, как достойно этот человек держал себя в горе, тому, как проявлялись его преданность и любовь.

Мужчины, которых называют стойкими и сильными, — люди такие, как он.

Чуть позже прозвучал призыв к молитве. На площади у мечети собрался народ. Юсуф обратился ко многим и в итоге ему удалось собрать нескольких школьников и около двадцати мужчин. Моряки с «Ташуджу» перенесли гроб на камень для обряда отпевания умершего во дворе мечети. Впереди шел капитан с деревянной ногой в расшитой золотом фуражке и с тростью с серебряной рукояткой. К этому моменту уже подоспел флаг, который Юсуф заказал у портного. Но накинуть его поверх покрывала, которое было на гробе до этого, никак не удавалось, поэтому Зулейха вышла вперед и помогла.

Зулейха заметила, как Юсуф все время о чем-то беседовал со стариком с всклокоченной седой бородой и в черном пальто. Потом на кладбище разыгралась комичная сцена. Когда покойного уже закапывали, этот старик примкнул к тем, кто лопатами сбрасывал землю. Но из-за того, что был очень старым и слабым, ему с трудом удавалось вытянуть лопату из сырой земли. Он всем телом налегал на нее, а потом что есть мочи дергал обратно. Когда он в очередной раз потянул лопату на себя, она вдруг выскочила из земли, и старик опрокинулся на спину так, что ноги поднялись кверху.

Среди прихожан раздались смешки, даже несмотря на то, что в противоположном конце мечети бородатый слепой проникновенным голосом читал Коран. Юсуф быстро поднялся, чтобы помочь бедняге встать, шагнул вперед, поднял его кепку и надел старику на голову. Но даже он не смог удержаться от смеха.

Только в это мгновение Зулейха заметила, что пальто и кепка, что были на старике, раньше принадлежали доктору.

Когда потом они вышли из толпы и уже в одиночестве шли по улицам городка, Зулейха, заметив, что старик плетется следом, спросила:

— А кто этот бедняга?

— Разве мало на свете горемык? Старик с Крита. В свое время на родине был вполне себе человеком. Как и у нашего бедного доктора, у него несколько месяцев назад умер сын и он остался без крова… Ему временами помогал муфтий, но если вы его послушаете, то и он с трудом семью кормит, беднота… Стараясь не сильно задеть его самолюбие, я дал ему поручение, а за его выполнение десять пара… Он не очень-то подходил для этой работы, но старался для нас, упал, шишек себе набил, что еще ему сделать?

Юсуф снова рассмеялся, вспомнив происшествие во время погребальной церемонии. Сцена действительно получилась забавной. Но на этот раз он уже не смог сдержаться и расхохотался во весь голос, заставляя оборачиваться прохожих.

— А почему он идет за нами?

— Он посчитал чрезмерной оказанную ему милость. И, наверное, чтобы выказать свою благодарность, проводит нас прямо до лодки.

— А в чем состоит милость?

— Наследство, доставшееся ему от доктора — пальто да кепка… Были еще энтари и рубаха, но он их, наверное, где-то оставил. Но и их вполне можно носить.

Зулейха остановилась. Потом, как ребенок, помахав рукой, позвала старика:

— Подойдите к нам!

— Баба́-эфенди, тебя зовут… Тут все зовут его «Баба-эфенди»…

Старичок неуверенно подошел. Зулейха спросила:

— Вы не ушиблись, когда упали?

У Баба-эфенди было приятное лицо. Он принялся смеяться вместе с ними. С одной стороны, он уверял, что ему было совершенно не больно, но потом повернулся затылком и, раздвинув длинные белые пряди волос, показал огромную шишку.

— Не больно, но испугался порядком…

— Из-за чего?

— Да головой стукнулся о крышку гроба… Не умер еще, а чуть сам в гроб не лег!

По манере разговора стало ясно, что старик был шутник. «О крышку» он произносил как «о крыску», «ещё» как «есё».

И в то же время он был очень воспитанным. Отказался идти рядом, как предложила ему Зулейха, и шел сзади. А когда к нему обращались, все запахивал полы пальто, чтобы скрыть ветхую одежду под ним.

Они дошли до пристани.

— Всего вам хорошего, Баба-эфенди… — сказала Зулейха, пожимая ему руку: — Я только хочу у вас спросить… Мне вдруг интересно стало. У вас такие зубы белые… Они у вас вставные?

Критянин улыбнулся:

— Хоросо би так, ханум-эфенди, я би их продал усе давно, а на деньги поесть би купил…

Ответ старичка вновь всех рассмешил. Зулейха обратилась к мужу:

— Может, нам отдать Баба-эфенди и остальные вещи доктора?

Юсуф покачал головой:

— Не получится… Прежде чем раздать, сначала мы обязаны представить их властям, чтоб все было по закону.

— В таком случае, если позволите, я тоже сделаю маленький подарок…

Но кроме денег давать больше было нечего. Несмотря на крайнюю нужду, старик ну никак не походил на нищего, поэтому Зулейха стеснялась вытащить руку из сумки.

Когда пришел момент расставаться, Зулейха вдруг сказала:

— А ну-ка, Баба-эфенди, поплыли-ка с нами.

Старик подумал, широко улыбнулся на эту шутку, которую и в мечтах себе представить не мог:

— Ну, поплили…

— Вы не пожалеете, что уедете отсюда?

Старичок снова улыбнулся и пожал плечами:

— А караван-сараи, детисек да бани мы на кого оставим?

На этот раз вмешался Юсуф и сказал Зулейхе:

— Вы знаете… Я думал на полном серьезе о том, о чем вы сказали в шутку. Мне кажется, он прекрасно поладит с остальными обитателями особняка…

У Зулейхи сердце застучало в груди, глаза блестели. Долго препираться с Баба-эфенди не пришлось. Он даже не спрашивал, куда они едут, этот старичок с всклокоченными волосами и бородой, был готов следовать за ними, словно огромная пастушья собака, вдруг оставшаяся без хозяина.

Юсуф не сомневался, что это событие обрадует всех на «Ташуджу» и поможет преодолеть то невеселое настроение, которое установилось на нем в последние дни.

Старику оказалось нечего больше здесь делать, вещей у него тоже не было. Он лишь сказал кому-то на пристани, по виду носильщику:

— Сынок… Я уеззаю… Передавай поклон моим знакомым… Я им больсе ничего не долсен…

Это значило, что все дела были закончены. Но когда старик, произнося «бисмилля» [112] , подобрав полы пальто, поднимался в лодку, Зулейха рассмеялась:

— Но только одно условие, вы не подниметесь на борт в этом пальто и кепке… Я подыщу вам что-нибудь на пароходе.

Глава двадцать пятая

Смерть доктора не навела страх и тоску на «Ташуджу».

Всего несколько ночей не звучали музыкальные трели музыканта с Сакыза, а команда рано расходилась спать.

Баба-эфенди, как был в пальто доктора, в таком же виде залез и в постель в каюте и крепко заснул. Каюта эта на самом деле предназначалась помощнику капитана. Только из-за уважения к Юсуфу в этот раз ее передали в пользование доктору. Старик в своем нынешнем социальном положении не мог в нее даже заглядывать. Но помощник капитана боялся переселиться в каюту, где недавно умер человек, и потому по собственному желанию отдал ее старому критянину.