Зулейха предполагала, что по этой же причине ее, по настоянию его семьи, пригласили во владения Гёльюзю.

Она думала, что Юсуф покажет себя деребеем, на коне, с пистолетом у пояса и хлыстом в руке, объезжающим свои просторные владения среди толп работников, как принц небольшого королевства, и ослепит гостей своим султанатом. Однако ничего подобного не произошло.

Прошло уже столько дней, а Юсуф все не выказывал никаких стремлений сблизиться. Казалось, это ему было совершенно безразлично. Днем он вообще пропадал и не искал случая остаться с ней наедине, предпочитая прогулки по лесам и полям.

И сейчас он без малейшего смущения показывал ей портрет девушки, которую в свое время любил. Более того, он не опасался рассказывать ей об этом во всех подробностях. Словно говорил это не ей, а другу в непринужденной беседе.

Этот поступок Юсуфа пробудил в Зулейхе странное доверие и симпатию к нему. Она тоже начала привязываться к этим людям и постепенно подружилась даже с сестрами Юсуфа. Но оставалось еще недопонимание между ней и Энисе-ханым. Пожилая женщина хотя и полюбила Зулейху всей душой, но побаивалась ее передовых суждений и, разговаривая с ней, всегда казалась взволнованной и стесненной. А иногда вообще замолкала на полуслове.

Старая болезнь - i_003.jpg

Старая болезнь - i_002.jpg

Глава одиннадцатая

Через год умерла мать. Зулейха смогла понять, какое место занимала в ее жизни эта молчаливая и спокойная женщина, только когда ее не стало.

Девушка успокаивалась только рядом с Энисе-ханым, которая на недели оставляла собственный дом и жила у них. Зулейха чувствовала себя очень одиноко в эти дни неопределенности и печали. Она, не стесняясь, клала голову на грудь старой женщине и только тогда чувствовала странное спокойствие, которое давало ей возможность отдохнуть и притупляло душевную боль.

Это был самый несчастный для Зулейхи год. Она видела, как день ото дня слабеет отец, и не знала, что делать и к кому обратиться.

Полковник еще больше похудел. Рана над левой грудью размером с игольное ушко, которую вот уже несколько лет почти не было видно, снова начала гноиться.

Зулейха волновалась, видя, как отец ложится в постель, сразу возвратившись из казармы:

— Папа, ты как знаешь. Но я думаю, тебе нужно снова пролечиться. Хотя бы отпуск возьми… Давай поедем куда-нибудь на пару месяцев. Туда, где тебя смогут наблюдать знающие доктора, и где ты отдохнешь…

Полковник только смеялся над тревогой дочери:

— Да где же я смогу отдохнуть лучше, чем здесь? Где мне лечиться, если не в нашей стране? Тут климат сухой и жаркий. А что касается квалифицированных докторов, так и местные много учились. И опыта у них предостаточно.

Порой с видом строгим и серьезным он говорил Зулейхе:

— Жизнь меня многому научила, дочка. И я в состоянии понять, что и где у меня болит… И сдается мне, ты так за меня боишься из-за смерти матери… Но ты не думай, я пока умирать не собираюсь. Конечно тело у меня уже не то, что в молодости. Но я, слава Аллаху, в состоянии послужить еще несколько лет и армии, и тебе.

Зулейха вспомнила письмо, что она в те дни написала дяде. Это был ответ Шевкет-бею, которого очень опечалила смерть сестры и который писал, что сможет преодолеть боль утраты, только если будет рядом видеть племянницу:

«Отец был даже рад, что вы приглашаете меня в Стамбул на несколько месяцев. Сказал: “Немедленно собирайся, Зулейха. Думаю, что поездка поможет тебе приободриться. Я смогу проводить тебя до Мерсина”.

Вы представить себе не можете, как я обрадовалась. Я собиралась с упоением. Даже вам не сообщила, хотела сделать приятный сюрприз. Думала, как вы удивитесь, когда как-нибудь под вечер увидите, как я вхожу в дверь с сумкой в руке. Я вам несколько раз писала об Энисе-ханым, матери городского главы. Пока я не вернусь, она будет к нам ездить чаще. А если попросить, то и останется пожить. Она хозяйка в доме в полном смысле этого слова и, кроме того, очень любит отца. Этого невозможно не заметить. Сам он говорит то же самое и уверяет, что стал чувствовать себя гораздо лучше.

И все же у меня душа была не на месте все время, пока я собиралась. Мне казалось, что, когда уеду, отец умрет, как и мать. И ни с того ни с сего начинала плакать навзрыд. Как вы понимаете, эти беспричинные подозрения и смешные слезы не несут в себе ничего хорошего. Я тоже больна, но не понимаю, от чего мое недомогание. Из-за тяжелых потрясений, что я пережила? Или что-то не в порядке с внутренними органами? Не знаю.

Определились с днем моего отъезда. Отец должен был отвести меня на автомобиле Юсуф-бея до Мерсина.

До отъезда оставался один день, в доме были гости. В половине третьего позвонили в дверь. Смотрю, отец. Не в его привычках было приходить в это время. Я удивленно спросила, что случилось. Он взял сумку с документами, которую ему через дверь протянул слуга, и сказал:

— Ничего, у меня тут срочная работа, поработаю дома, к тому же очень жарко. И работать будет легче, когда переоденусь в домашнее.

После этого разговора я вернулась в гостиную, а он поднялся наверх к себе.

Пока я сидела с гостями, только об отце и думала. Через полчаса я вдруг встала и, медленно ступая на носках, поднялась наверх и резко распахнула дверь в его комнату.

Отец растянулся на канапе, даже не сняв сапоги. Только скинул с себя китель и бросил на стул. Его волосы спутались, лицо исказила болезненная гримаса. Без сомнения, у него был мучительный приступ.

Когда он по шагам понял, что к нему зашли, то вскочил с канапе и рассмеялся:

— Напугала ты меня, Зулейха.

— Чем?

— Просто напугала. Ну как же сегодня душно. Я вот решил прилечь здесь ненадолго. Навалилась дремота. А тут ты так резко дверь открываешь. Понимаешь теперь.

— Понимаю, папа.

Он повернулся к столу и, чтобы меня провести, начал разбирать наваленные там бумаги.

Я села на стул рядом с дверью и, не говоря ни слова, следила за его движениями. Делая вид, что ищет затерявшийся документ, и не глядя на меня, он спросил:

— Ушли твои гости?

— Нет еще.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Ничего… Просто очень жарко. Задремала.

На этот раз он повернул голову и улыбнулся:

— Хорошо ли говорить неправду, Зулейха?

После недолгих колебаний я ответила:

— Если это ответ на ложь, то хорошо.

— Ах вот как?

Я встала и медленно подошла к нему. Заглянула в его глаза и взяла за запястья, чтобы он не смог отпираться:

— Зачем вы меня обманываете? Вы больны. Вы не можете находиться на службе… Вам хочется прилечь… А вы не ложитесь, потому что стесняетесь меня. Только из-за меня вы во время приступа боли лежите на канапе. Для вида перебираете бумаги, что разбросаны по столу. Делаете вид, что что-то Пишете. Вот хотите, просмотрю эти бумаги, задам вам несколько вопросов о том, что же вы делали, и не выкрутитесь.

Я понимала, что со мной вот-вот случится один из припадков с рыданиями, а потому начала громко смеяться:

— Перед вами не ребенок… И не кто-то из прислуги. А образованная девушка…

Отец попытался пошутить:

— Ты, Зулейха, начала превращаться в ужасного деспота. Смотри, я не из тех мужчин, что готовы находиться под каблуком!

— Ну посмотрим!

— Что за уверенность!

— Сейчас я вас заставлю переодеться и лечь. И срочно пошлю за тем пустоголовым доктором из муниципалитета… Он, конечно, не шибко умен и мало чего дельного сказать может, но все-таки… Упавший в море и за змею хватается. Давайте, переодевайтесь.

— Распоряжается тут. Прямо приказы мне тут отдает…

— А вы думали… Конечно.

— Хорошо, пусть сегодня будет как ты скажешь.

— Сегодня и всегда. До тех пор, пока вы не перестанете ребячиться и обманывать меня.