Она правильно сделала, когда, узнав новость от Юсуфа, не задумываясь, почти инстинктивно, отреагировала на нее спокойно и беспристрастно. Нужно до конца сохранить эту маску, несмотря на опасность выглядеть безнравственной, и сделать так, чтобы не тешить самолюбие тех, кто приготовился видеть ее с повинной головой, не доставить им такого удовольствия.

Этот длительный припадок снял нервное напряжение и под конец даже принес Зулейхе облегчение.

Как актриса, которой предстоит выйти на сцену, она долго и мастерски накладывала макияж. Когда они с Юсуфом садились в машину, она была невероятно спокойна и весела.

Старая болезнь - i_003.jpg

Старая болезнь - i_002.jpg

Глава двадцать первая

Как только Зулейха переступила порог дома, где остановился ее дядя, она сразу поняла, насколько в горячке раздула проблему.

Семья экономиста состояла из жены — бесхитростной женщины лет шестидесяти — и дочки-школьницы. Совсем еще девочки, которая до леденящего ужаса боялась предстоящего выпускного экзамена, намеченного на следующий день.

Ужин прошел спокойно. Шевкет-бей рассказал о том, что повидал в Анатолии. Он был сильно огорчен, увидев страну, судьба которой была ему весьма небезразлична, в положении пасынка, оставленного без внимания на долгие столетия. Он высоко ценил усилия по обновлению, но боялся, что если не будет выбран самый легкий путь с привлечением небольшой доли европейского капитала, то вести работы по восстановлению будет уже поздно. Потом долго с видом историка и эстета обсуждал развалины Эфеса и Бергама. А под конец радостно сообщил, что планирует в этом году посетить исторические места Силифке и по пути, возможно, даже заехать погостить на несколько дней в Гёльюзю.

После ужина начали появляться гости. Зулейху насторожили их одежда, манеры и особенно слова. Все, как один, говорили, что просто вышли подышать воздухом после ужина и заглянули к ним в гости. Среди прибывших было несколько молодых женщин и девушек, которые с трудом скрывали интерес и любопытство, и пара молодых людей, разодетых как герои-любовники нового кино.

Слухи распространяются быстро. Все пришли только чтобы посмотреть на нее, а потом рассказать о своих наблюдениях другим, приукрашая рассказ выдумками и подробностями.

Завтра сплетни расползутся по всему городу, и явятся еще желающие увидеть героиню скандала, случившегося в Алемдаге.

Но для Зулейхи эти люди ничего не значили. Она, как охотник в засаде, зорко следила за гостями и была начеку, готовая в секунду свернуть шею любому, кто осмелится поднять голову.

Юсуфа этой ночью невозможно было узнать. Раньше он и в лучшие времена дичился такого скопления народа, держался с женой отдаленно и холодно. Однако этим вечером так рассыпался в комплиментах Зулейхе, что превзошел даже бывалых салонных ухажеров, кружил вокруг, словно мотылек.

Встретив такое обращение, Зулейха вынуждена была проявлять такую же благорасположенность к нему и всю ночь — непонятно почему — они оба играли роль любящих мужа и жены. Зулейха даже заметила, как несколько раз непроизвольно окликнула Юсуфа по имени.

Не без помощи такого поведения Зулейха в этот вечер могла показаться звездой известного фильма. Она чувствовала, что стала хозяйкой положения: своими продуманными и полными достоинства движениями, привлекая взгляды блестевшими в свете электрических ламп драгоценностями и ослепительной улыбкой, она превращала окружающих в кучку неприметных статистов.

Зулейха с ожесточением пристально смотрела в глаза дерзнувших на себя пялиться и не отворачивалась, пока те не отводили взгляд.

Сейчас они могли говорить что угодно, даже называть ее хоть бесстыжей и безнравственной нахалкой. Но слабой, трусливой и молящей о снисхождении — никогда!

Среди удивлявшихся ее поведению был и ее дядя. Однако Шевкет-бей находил, что она ведет себя ненатурально, почти неестественно, и посматривал на племянницу с легкой тревогой.

Выглядевшая этим вечером самым безвредным элементом в толпе девочка-школьница, не подумав, допустила бестактность и в какой-то момент чуть все не испортила.

Схватив со стола лежавшую на нем газету, она пробежала ее глазами, и вдруг возвестила:

— Ой, по дороге в Халкапынар [109] разбился автомобиль… Одна женщина ранена…

Молодая женщина, рассказывавшая о выставке в Измире, вдруг осеклась, потом и другие прекратили светскую болтовню и принялись смотреть кто прямо перед собой, кто на потолок, а кто в окно на темную улицу. Хозяин дома притворно закашлял. Шевкет-бей принялся изучать взятый со стола рисунок.

Зулейха сказала спокойно и немного печально:

— В последнее время так участились аварии на дорогах, — и спросила: — Бедная женщина погибла?

Девочка густо покраснела и, склонив голову, заикаясь, ответила:

— Нет, ханым, раны оказались совсем легкими…

— Если человек не умер, то раны не важны, — сказала Зулейха и замолчала.

Среди гостей был самонадеянный молодой человек, настоящий образчик донжуана. Зулейха по его разговору, взглядам и поведению поняла, что он смотрел на нее как на легкодоступную женщину.

Воспользовавшись моментом, когда они остались одни, он спросил, надолго ли Зулейха задержится в Измире, и, получив ответ «пару дней», поднял брови и произнес: «Жаль». Зулейха про себя продолжила его мысль: «Жаль… Если бы вы остались еще, мы бы с вами нашли возможность встретиться наедине и, может быть, покатались бы на машине».

В любом случае ее разговор с донжуаном мог быть истолкован превратно. Зулейха осталась бы совершенно безоружной и поэтому все силы направила на то, чтобы не встречаться с ним взглядом и не стать заложницей разговоров с ним.

Потом этот молодой человек разговорился с Юсуфом, с беспардонным видом взял его под руку и повел на балкон.

С места, где сидела, Зулейхе было видно, как он предложил мужу сигарету и как потом в свете зажженной спички Юсуф, улыбаясь, наклонился.

Юноша, возможно, из-за страха на фоне Юсуфа показаться низкорослым и незначительным, сел на перила балкона, обхватив рукой опору, и покачивал ногами.

Зулейха не могла отвести взгляд от балконной двери.

Без сомнения, этот фат позволяет себе говорить с Юсуфом пренебрежительно, считая, что вправе вести себя с ним свысока и похлопывать рукой по плечу.

До сего момента у Зулейхи даже не промелькнула мысль, что она виновата перед Юсуфом.

И когда она лежала раненая в больнице, и когда потом думала наедине с собой на море, ее умозаключения крутились вокруг следующих мыслей:

«Разве мы с Юсуфом оба не понимали, что не могут жить вместе? Разве из уст судьи по общественным и правовым делам в Джейхане не прозвучали слова: “Ваш брак расторгнут. Вас больше ничто не связывает. Единственное, что вам нужно, это выждать год”?

— Прозвучали.

— Разве с того момента они не становились чужими друг другу людьми, двумя независимыми и свободными гражданами?

— Становились.

— Разве я буду вправе высказать Юсуфу свое недовольство, если он вдруг поедет с женщиной в горы на автомобиле?

— Вне всяких сомнений — нет.

— Разве не мог Юсуф гордо ее отвергнуть, когда узнал о скандале, и больше не произносить ее имени?

— Мог.

— Разве не мог он вспомнить былые порядки и отомстить и ей, и тому человеку?

— Мог.

Значит, вместо этого он сам выбрал поведение, которое в голове не укладывается, и захотел снова вывести ее в общество как жену. В таком случае он своего добился».

Хотя не было никакой причины менять эти догадки и хотя она должна была даже немного радоваться несчастью Юсуфа, который ни с того, ни с сего поставил себя в такое затруднительное положение, Зулейха не могла усидеть на месте. Ей до безумия было жалко его.